Солдаты-призраки. Русские в Триесте

Автор: Александр Звягинцев.

В 2014 году фундаменте древней иезуитской церкви Санта-Мария-Маджоре, что расположена под Триестом в Италии, группа исследователей-спелеологов обнаружила потайной лаз. Он уходил в сторону замка Сан-Джусто, где в Средние века инквизиция пытала ведьм и еретиков. По легендам, там иезуиты прятали золото, а позже в этих казематах томились пленные наполеоновские солдаты.

И вдруг в одной из командировок в Италию и Словению я узнал, что в этих казематах были и русские люди. Кто же они и как там оказались? Разве не наш долг сегодня установить правду о наших соотечественниках?

Согласно официальным документам, во время Первой мировой в Триесте не было пленных из России, хотя город тогда входил в состав Австро-Венгерской империи, воевавшей с Россией. Итальянские историки дружно подтверждали, что в Триесте никогда не находили и следа русских военнопленных. Но вот местные жители считали и считают иначе. «Эти люди, русские пленные, просто не числились ни в одних документах. Они были как призраки… Из церкви есть тайный ход — до самого моря. И русским однажды удалось вырваться на волю — они выбрались из казематов и уплыли домой», — рассказывают они.

Но не легенда ли это? Как удалось выяснить, нет. Потому что в том же году на военном кладбище Пальманова в Триесте на семи могильных плитах обнаружились русские фамилии, записанные латиницей — явно на слух. Эти плиты были затеряны среди других надгробий почти сто лет.

Игорь Долинц, вице-президент правительства провинции Триест, который тогда отвечал за реконструкцию кладбищ, решил восстановить историю русских заключенных в Триесте.

«Еще мой дедушка рассказывал мне, что здесь был целый лагерь для военнопленных, — вспоминал он при встрече. — И я долго и упрямо искал место, где держали русских. Я стал изучать информацию в городском архиве Триеста и нашел все-таки свидетельства того, что здесь были русские. Я понял, что эта история уникальна. Эти факты ранее были малоизвестны и нигде не упоминались».

К поискам Долинца со временем подключились и местные власти. И вскоре на другом кладбище, Фольяно, нашли еще 19 подобных могил. За год на территории провинции Триест были обнаружены захоронения более пятидесяти узников из России. По новым данным, русских на территории провинции Триест было несколько сотен, а возможно, и тысяч человек! Но куда они все исчезли? И почему ранее о них никогда не сообщалось?

Итальянцы обратились в российские архивы. В Российском государственном военно-историческом архиве начальник отдела Олег Чистяков, получив обращение итальянцев, изучил сотни документов. Но информации о лагерях в Триесте не нашел. Лагерь военнопленных в Триесте не числился в официальных списках, которые были изданы в России для связи с военнопленными. Его не было и в официальных австро-венгерских списках. Хотя считалось, что все лагеря, куда распределяли русских солдат во время Первой мировой, учтены. Сегодня информация о них находится в открытом доступе на сайте Международного Красного Креста. Здесь можно узнать название и место расположения каждого лагеря, сколько человек в нем содержалось и даже даты рождения пленных. Почти сто лет эта информация считалась исчерпывающей. Но лагеря в Триесте и там нет.

Как и по какой причине русские солдаты попали в Триест? Сколько их там было? К какой армии принадлежали и почему не вернулись домой? Как случилось, что официально были захоронены только 50 человек?

На эти вопросы могли бы ответить, пожалуй, только документы, которые хранятся в Австрии. Игорь Долинц сделал запрос в архивы Вены. Но получил оттуда категорический отказ. Почему? Так появляется версия, что правду о русских в Триесте намеренно скрывали и скрывают. Судя по датам захоронений на надгробиях, большинство из них погибли в 1918 году, всего за несколько месяцев до окончания войны. Но как? Были ли они убиты? И если да, то почему? Ведь Россия в то время уже вышла из войны, и пленных просто должны были отпустить домой.

Маурицио Буччи, министр туризма Триеста, рассказывал: «Эта история с исчезнувшими русскими стала большим потрясением для всего нашего города. Нам неожиданно открылась невероятная и трагическая правда о русских пленных. Ведь о тех событиях не знал никто — ни в Триесте, ни в самой России!» 

В марте 1927 года на хутор Зайцев, что в Екатеринославской губернии, в семью Сычёвых приходит письмо. Из него Евдокия и Козьма Сычёвы узнают, что их родной брат Федор не погиб на войне. Он жив-здоров и обитает в Триесте — бывшем городе Австро-Венгерской империи. Ныне это территория Италии.

О нем не было ни слуху ни духу 13 лет! Они посылают ему письмо. Молчание...

Козьма Сычёв опять пишет брату: «Дорогой брат Федор, все посылают тебе по низкому поклону и желают, чтобы ты немедленно приехал домой. Я думал, что ты приедешь к Троице, но от тебя нет и письма. Твой брат Козьма Павлович Сычёв».

Федор не приедет домой ни к Троице, ни к Рождеству. И вообще в Россию по какой-то причине он так и не вернется.

Спустя почти сто лет эти письма случайно найдут на чердаке своего дома в Италии правнуки Федора Павловича Сычёва — Наташа и Игорь, итальянские граждане. Но что там написано, не поймут — русского языка они не знают. Заказали перевод. Одно письмо перевести удалось. А другие нет — переводчику не удалось разобрать почерк.

Но желание узнать о прошлом своего прямого родственника у потомков Федора Павловича Сычёва не улеглось. Наташа, Игорь и их отец Славко Жерьял, внук русского военнопленного Сычёва, искали информацию в интернете, обратились в местные архивы... Сычёв нигде не значился. Славко Жерьял, во время съемок документального фильма «Солдаты-призраки. Русские в Триесте», нам рассказывал: «В нашей семье было не принято говорить о Первой мировой войне и о том, что раньше дед жил в России. Нельзя было даже об этом спрашивать. Дед всегда молчал. Почему? Не знаю. Странная, таинственная история…»

Однако потомки Сычёва не оставляли стараний и проявили завидное упорство. В 2017 году местные телеканалы начинают крутить социальный ролик. В нем маленькая девочка просит взрослых поделиться любой информацией о проживании в Триесте русских военнопленных. «Только так мы сможем восстановить истинную историю нашего города, — говорит она. — Возможно, вы запомнили рассказы людей, ставших солдатами, которые были на фронте, побеждали и терпели поражения. Возможно, кто-то стал героем. А у кого-то в плену разрушилась жизнь и сгорели мечты…»

Увы, выяснилось, что во всей провинции Триест семья Жерьял — единственные потомки русских военнопленных.

Но как же уцелел русский солдат Федор Сычёв? Почему в Триесте бесследно пропали другие русские военнопленные? Где искать их следы? Вопросы оставались без ответов.

В России к поискам подключились отечественные историки.

Вот что рассказал нам Олег Чистяков: «Как правило, солдаты во время Первой мировой войны попадали в плен целыми группами. Часто это бывало после какого-то крупного поражения. И мы попробовали узнать — с кем и в каком бою попал в плен Федор Павлович Сычёв. Исследовали все возможные фонды: именные списки потерь, картотеки из бюро учета пленных, делопроизводство по регистрации сведений о пропавших без вести».

В картотеке потерь нашлись четыре Федора Павловича Сычёва — полные тезки. Но только один из них, рядовой 122-го пехотного полка, попал в плен. И попал в плен именно австрийский. Но о Триесте в карточке ничего не говорится. Даты рождения в картотеке тоже нет. Зато записано место жительства. Но оно не совпало с адресом, указанным в письме родственников Сычёва. На карточке военнопленного указаны фамилия, имя, отчество. Место службы — 9-я рота 122-го пехотного полка, место попадания в плен — город Холм.

Так выяснилось, что Федор Сычёв оказался в числе тех, кто попал в австрийский плен после битвы под городом Холм, ныне это территория Польши. Это сражение вошло в историю как начало «великого отступления 1915 года». Тогда австро-венгерские войска захватили 70 тысяч русских солдат. Считалось, что их выслали в лагеря под Веной.

Предполагалось, что на территории чужой страны пленным русским ничего не угрожало, поскольку вступали в силу положения, прописанные в Гаагских конвенциях. Все стороны конфликта обязаны были соблюдать конвенции о военнопленных, по которым гарантировались питание, сохранение жизни, приемлемые условия содержания, медицинское обслуживание. Сохранение обмундирования, знаков различия, наград, возможности переписки с родными и получения посылок с Родины. Однако те, кому позже удалось сбежать из плена, рассказывали совсем другое…

Из отчета Высочайше учрежденной Чрезвычайной Следственной комиссии, 1916 год:

«Пленные русские воины, очутившись во власти врага, испытывали на себе проявления беспощадного мародерства, широко распространенного в австрийской армии. У взятых в плен отбиралось все: сапоги, шинели, деньги, часы, до медного креста с шеи и черных сухарей из походной сумки включительно». 

Обобранных и раздетых пленных отводили к ближайшей железнодорожной станции. Там их заталкивали в крытые вагоны для перевозки скота. В куче навоза, голодные, зачастую раненые, они несколько дней стоя следовали в глубь Австро-Венгерской империи.

Сегодня благодаря местным итальянским жителям выяснилось, что на территории провинции Триест находилось целых три засекреченных лагеря с русскими узниками!

И один из них располагался в том самом подземелье церкви Санта-Мария-Маджоре. Здесь, в тюремных камерах, каждая площадью три квадратных метра, содержалось по шесть пленников. Они скребли двери, ковыряли стены, делали насечки. На одной из стен кто-то кириллицей нацарапал слово «мама».

Местные жители до сих пор верят, что русские сбежали, воспользовавшись секретным ходом.

На раскопки тайного хода спелеологи потратили два года — замуровали его в свое время капитально. Кому-то стоило большого труда и больших денег, чтобы спрятать это место. И у того, кто взялся за такую работу, несомненно, был очень серьезный мотив.

Вскоре в архивах Триеста нашлась статья, в которой утверждалось, что побег русских — реальный факт. Об этом рассказали очевидцы.

Газета «Иль Пиколо», 6 июля 1930 года:

«Сняв замок и отодвинув засов, мужчина показал подземное помещение. Оно находилось на два метра ниже уровня земли. В стене виднелась квадратная железная дверь, ведущая в подземную галерею. Мужчина уверял: во время войны через эту дверь спасались русские военнопленные, которых заперли в замке». 

Однако легенда, по которой русским удалось добраться до моря и уплыть домой, так и осталась легендой. Из документов следует, что даже если они и сбежали, их поймали и заставили работать… могильщиками. Об этом свидетельствуют подлинные документы 1918 года. Им уже более 100 лет. Они заверены подписью местного судьи.

И вот — 23 октября 1918 года. Главный управляющий кладбища Святой Анны города Триеста шлет отчет о положении дел в связи с эпидемией испанки в городе: «Военные власти передали в наше распоряжение много русских заключенных. Но они не могут справиться со всеми трупами. Поскольку тел становится все больше и больше… 26 русских заключенных отправлены на работы по погребению. Они   закапывают по 270 трупов в день…»

Скорее всего, большинство русских пленных, работавших на кладбищах, тоже погибли от испанки. Если так, их захоронили в братских могилах.

Много русских погибли и в другом лагере — в деревне Препотто. Не от эпидемии — от непосильных строительных работ.

Восьмидесятичетырехлетний местный винодел Данило Лупинц поделился с нами воспоминаниями, которые он в юности слышал от старших:

— Не было никакого учета этих людей. Это были люди, которые нигде не числились в документах, они были, ну как призраки… Если кто-то умирал, об этом вообще никто не знал, его просто закапывали прямо там. О том, что здесь жили и работали русские, я знаю по рассказам отца, деда и дяди.

Нахождение здесь русских солдат было засекречено. Никто не должен был знать о том, что они здесь находятся. Особенно какие-либо представители Красного Креста.

Пленных завозили сюда тайно, ночью — партиями по 500 человек. Русские военнопленные строили здесь все оборонительные сооружения. Они таскали вот эти огромные камни и возводили стены для обороны австрийской армии. Жили пленные в пещере. Там они спали на соломе. Если шел дождь, в пещере собиралась вода. И русским приходилось спать прямо в этой воде. Ходили они в рваной одежде и босиком. Просили только об одном — о куске хлеба…

Мне рассказывал мой дядя, что местные жители, словенцы по национальности, специально до конца не убирали с полей урожай. Они оставляли репу, свеклу и чеснок, чтобы пришли русские, выкопали и съели это.

Если русские пленные пытались установить контакт с местными, их жестоко наказывали. Русских военнопленных подводили к дереву, связывали им руки за спиной и подвешивали их к дереву, чтобы только пальцы ног касались земли, и так они висели до тех пор, пока не потеряют сознание… Когда пленники умирали, их хоронили тут же — среди камней.

Никто не знает, сколько русских пленных здесь умерли — прямо на рабочем месте. Знали только, что они пришли с русского фронта. И все.

Все это было вопиющим нарушением международного права. Военнопленных по нему запрещалось использовать для строительства оборонительных сооружений или каким-то образом задействовать именно по укреплению обороноспособности того государства, в плену которого они находились. По Гаагским конвенциям 1899 и 1907 годов военнопленных нельзя было размещать рядом с зоной боевых действий. А деревня Препотто находилась именно там. Большая часть населения в деревне была словенцами, русским сочувствовали. И хотя общаться с узниками местным строго запрещалось, они все равно пытались хоть как-то облегчить страдания заключенных.

Из письма австрийского врача Богдана Новака:

«Мы приехали к русским военнопленным. Они сидели в пещере, где все было пропитано сильным запахом плесени и пота. Видно было, что они голодают. Вдруг один из этих „призраков“ подошел к капитану и протянул руку: „Хлеб... Пожалуйста, хлеб…“ Неожиданно к нам подскочил капрал и начал бить этого несчастного русского прикладом ружья. Мы его остановили. Капрал ушел. А у русского из глаза потекла желтая жидкость вперемешку с кровью... Грязным рукавом он вытер лицо и поковылял к своим». 

Тем временем местные газеты откровенно лгали, расписывая, как ужасно обращаются с пленными в России. Газета «Ля Серваторе Триестино», 4 октября 1917 года: «Сделав запрос о состоянии наших военнопленных в России, министр обороны сообщил, что определенные лица из числа русских получили долгожданную возможность выместить на наших военнопленных свою злость…» Только потом, когда пленники вернутся домой, местные жители из их рассказов узнают, что это была откровенная ложь. Рядовых пленных если и отправляли на работы в поле, то платили им за это деньги. Офицеров же возили на курорты и даже давали им слуг.

Об этом с горечью говорит Константин Пахалюк, главный специалист научного отдела Российского военно-исторического общества:

— Нужно понимать отличие плена России от плена, например, в Германии или в Австрии. У нас пленных отправляли во внутренние губернии. Причем их положение различалось. Согласно Гаагской конвенции, содержать и привлекать к работам военнопленных разрешалось в зависимости от их чина. То есть офицеры, священники к работам не привлекались. Например, немецкий генерал Гаук в мае пятнадцатого года умер, объевшись клубникой.

А вот, что помнит Зоран Сосич, писатель, член Ассоциации «Про Локо Триесте»: «Русские обращались с австрийскими военнопленными иначе. Они не были так жестоки, не заставляли их работать на оборонительных сооружениях. Мой отец несколько лет пробыл в России в плену. Он рассказывал, как жил в Ташкенте — учился говорить по-русски, нигде не работал, при этом получал жалованье, поскольку был офицером. Они жили там свободно, знакомились с девушками. И даже кто-то из его друзей там остался».

Уже знакомому нам Данило Лупинцу тоже есть что вспомнить на сей счет: «Мой дядя был лейтенантом, у него под началом было восемьдесят других солдат. И он со всеми ними пошел на русский фронт и сдался русским, и потом работал в плену пекарем, учил русский язык. Он рассказывал, что они там неплохо жили, русские их очень хорошо приняли…

Мой дед, отец моей мамы, тоже погиб в Первую мировую войну, и я хотел восстановить блиндажи, которые построили здесь русские в память о нем и обо всех людях, которые здесь страдали. Я потратил на это три года. День за днем клал камень на камень и мучился вопросом: как эти люди, которые едва стояли на ногах, смогли построить настолько прочные укрепления?.. У них не было даже рукавиц, не говоря уже про машины. Они все это делали вручную, голыми руками…» 

Еще один секретный лагерь для русских военнопленных находился в деревне Опичина, там они строили железную дорогу. Строили опять же голыми руками. Часто даже без обуви. По 18 часов в день в заснеженных горах.

Писатель Зоран Сосич много занимался этой темой:

— В последние годы подтвердилось, что лагерь, который находился в Опичине, был засекречен. Потому что этот лагерь имел особое стратегическое значение для австрийской армии. Новая железная дорога соединяла Вену с итальянским фронтом у реки Изонцо. Поезда по ней ходили только в ночное время. В условиях повышенной секретности по этому пути перевозили австро-венгерских солдат и артиллерию.

Поэтому о лагере не ставили в известность Красный Крест, чтобы они случайно не выдали противнику, где находится стратегически важная дорожная инфраструктура.

Пленных кормили только один раз в сутки — жидкой похлебкой с ломтем хлеба. Многие пытались сбежать в ближайшую деревню. Был тут такой случай, когда один местный житель услышал, что во дворе лает собака. Он подошел к окну посмотреть и увидел, что там был русский военнопленный, который отобрал у собаки кость и начал сам ее грызть...

В российских архивах об этом лагере нет никаких упоминаний. Зато есть данные о соседнем — там тоже размещались рабочие отряды из русских военнопленных. Впрочем, о нем тоже никто ничего бы не узнал, если бы не страшная трагедия.

Восьмого марта 1916 года на перевале Вршич сотни русских военнопленных прокладывали дорогу в горах. Неожиданно раздался страшный гул — с вершины сошла огромная снежная лавина. Были сметены жалкие постройки, в которых содержались наши военнопленные. По некоторым данным, в результате этого схода погибли около 300 человек. Лавина была высотой более тридцати метров. Такое огромное давление не выдержит ни одно человеческое тело, поэтому люди, которые оказались под лавиной, были буквально раздавлены.

Австрийские офицеры пытались скрыть масштабы бедствия. В телеграммах от 9 марта они отчитываются руководству так: «Погибли примерно сто русских военнопленных и три охранника». Но на следующий день речь уже идет всего о трех погибших — одном охраннике и двух русских пленных.

После схода лавины русским разрешили построить рядом с местом трагедии часовню. А несколько лет назад нашелся список имен русских солдат, которые навсегда остались под тем мартовским снегом.

Третьего марта 1918 года. Советская Россия подписала сепаратный Брестский мир. На почтах и телеграфах ажиотаж — военнопленные из Австро-Венгрии шлют домой письма о том, что для них война закончилась. Они свободны и скоро вернутся домой. В Триесте же ничего не говорилось об окончании войны. Русские пленные по-прежнему узники военных лагерей. Новости, приходящие из России, фильтровались цензурой. Витала такая пугающая теория, что вирус большевизма может проникнуть и сюда. Поэтому вести из России приходили искаженными или просто замалчивались.

В каком именно лагере содержался Федор Сычёв, сколько еще лет оставался в плену, как и когда оказался на свободе, мы уже вряд ли узнаем.

Известно только, что первую весточку родным он смог отправить лишь через девять лет после окончания войны, — попросил выслать документы, подтверждающие его личность. Видимо, Сычёв просил, чтобы ему прислали документы для получения гражданства в Италии.

Триест к тому времени уже отошел к Италии — по соглашению о прекращении военных действий, подписанному 11 ноября 1918 года во Франции.

Джорджо Росси, министр культуры Триеста нам объяснил: «Триест — это город, ради которого итальянские войска вообще сражались в той войне. Это город, который они мечтали освободить. Здесь всегда проживали десятки разных национальностей, которые мирно существовали друг с другом. И все они были свободны от налогов. Потоки торговых судов превратили город в один из важнейших экономических узлов Средиземного моря. Когда появился Суэцкий канал, Триест стал одним из главных портов Европы».

С распадом Австро-Венгрии Триест практически сразу занимают итальянские войска. В многонациональном городе царит полный хаос. Ведь здесь живут итальянцы, словенцы и австрийцы. Как понять — кому уезжать, а кому оставаться? Власти пытаются поддержать общественный порядок и вводят массу запретов — во избежание национальных конфликтов. Запретили говорить по-словенски и по-немецки. Все должны были учить один язык — итальянский. Под запретом оказалась и вся информация о том, что здесь происходило в Первую мировую войну. Нельзя было не только говорить о войне, но и хранить военный инвентарь. Люди стали наспех избавляться от фотографий, военной формы и всего того, что могло навлечь на них гнев новой власти.

Кому там был нужен Сычёв — бывший пленный, чужак без документов, без профессии, без языка?

Славко Жерьял, внук Федора Сычёва, объясняет его поведение так: «Возвращаться в Советскую Россию он боялся, да и не мог. Остался в Италии, искал любую работу, делал все, что было можно. И это была вся его жизнь, в каком-то смысле мученическая. Он отчаянно цеплялся за жизнь, выучил два языка — итальянский и словенский, изменил внешность — все время ходил с наголо обритой головой, женился. И нигде и никогда не говорил по-русски, чтобы не узнали, кто он. Даже дома мы говорили по-словенски и по-итальянски…»

Сречко Роже из Словении, владелец крупнейшей в мире коллекции экспонатов периода Первой мировой войны, показывая свою коллекцию нам, поведал: «Я начал собирать экспонаты в четыре с половиной года — под влиянием моего деда. Он рассказал мне, что самую тяжелую работу в лагере выполняли русские военнопленные. И когда у меня появился первый старенький металлоискатель, я пошел искать какую-нибудь мелочь в то место, где был лагерь, где русские отдыхали в свободное от работы время. Из Триеста в Россию они так и не вернулись. Хотя каждый об этом мечтал. Во время раскопок я не раз находил самодельные обручальные колечки, которые пленные делали, видимо, для своих любимых, невест и жен в России. Конечно, они надеялись вскоре их увидеть. Но надеждам этим не суждено было сбыться…» 

Согласно Гаагской конвенции, по окончании войны стороны должны были обменяться данными по пленным, отчитаться друг перед другом по каждому военнопленному. Русских должны были отправить поездами домой еще в 1918 году после подписания Брестского мира. Однако железная дорога тогда обслуживала армию, и русским предложили идти на родину… пешком. Никто не знает, сколько их ушло, сколько дошло, сколько умерло по дороге. Даже через несколько месяцев после окончания войны в газетах Триеста появлялись сообщения о том, что по округе бродят пленные. А потом пропали…

Возможно, Федор Сычёв сначала думал вернуться домой. А может, даже и не пытался. Наверняка до него доходили страшные слухи о том, что ждет на родине, где к власти пришли большевики, солдат царской армии, побывавших в плену. Действительно, всех побывавших в плену в России проверяла Чрезвычайная комиссия. Допросы порой велись по несколько месяцев — протоколы хранятся в архивах. Но пленников из Триеста там нет. А значит, до России они так и не дошли.

Но куда же они все-таки бесследно исчезли — русские солдаты в Триесте? Сотни, а то и тысячи человек?

Видимо, часть из них погибли на строительстве железных дорог и оборонительных сооружений на линии фронта. Многие умерли от испанки и по дороге домой — от истощения и холода.

Но скорее всего, большую часть русских пленных просто расстреляли — еще до окончания Первой мировой. Австро-Венгрии, как проигравшей стороне, нужно было скрыть любыми способами информацию о том, что на территории Триеста творили с пленными. И возможно, за несколько месяцев до окончания войны русских пленных начали массово расстреливать. Кстати, в пользу именно этой версии говорят даты захоронений на кладбищах Триеста. Естественно, нигде это не фиксировалось, пленных считали нежелательными свидетелями и планомерно уничтожали.

А те из русских, кто остался в живых, скорее всего, любой ценой хотели затеряться среди местных, женились, брали фамилию супруги. Как Федор Сычёв. Возможно, в России у него остались семья и дети и где-то в нашей стране сейчас живут внуки и правнуки Федора Сычёва из другой ветви — русской…

В наши дни Первая мировая в восприятии многих — война благородная, чуть ли не рыцарская. Плен во время Первой мировой войны, во многих случаях был достаточно гуманным, по крайней мере, его нельзя сравнивать с тем, что выпадало на долю пленных в период Второй мировой. Но история с русскими солдатами-призраками в Триесте свидетельствует о другом. И не стоит думать, что она исключение. Мы должны знать это и помнить об их горестной, трагической судьбе. Русские призраки до сих пор вопиют о справедливости...

Исторические события:

• Первая мировая война 28.07.1914-11.11.1918;
• Брестский мир 22.12.1917-03.03.1918.